10 «дурацких историй» о русской культуре от Сергея Довлатова

Ноябрь 10, 2018 Выкл. Автор Vlad
10 «дурацких историй» о русской культуре от Сергея Довлатова

У Сергея Довлатова и фотографа Марианны Волковой есть книга «Не только Бродский. Русская культура в портретах и анекдотах». В ней замечательные фотографии известных деятелей современной отечественной культуры (метрополии и русского зарубежья), сделанные Волковой, даны в сопровождении специально написанных к ним текстов Довлатова. Книга эта появилась так.

У Марианны Волковой сидели гости. В том числе — Довлатов. Марианна показывала гостям свои работы.
— Это Барышников,— говорила она,— Евтушенко, Ростропович…
Каждый раз Довлатов монотонно повторял:
— Я знаю про него дурацкую историю…
И вдруг стало ясно, что это готовая книга.

Несколько «дурацких» историй из неё — в «МаДав»

Соломон Волков
Волков начинал как скрипач. Даже возглавлял струнный квартет.
Как-то обратился в Союз писателей:
— Мы хотели бы выступить перед Ахматовой. Как это сделать?
Чиновники удивились:
— Почему же именно Ахматова?
Есть и более уважаемые писатели— Мирошниченко, Саянов, Кетлинская…
Волков решил действовать самостоятельно. Поехал с товарищами к Ахматовой на дачу. Исполнил новый квартет Шостаковича.
Ахматова выслушала и сказала:
— Я боялась только, что это когда-нибудь закончится…
Прошло несколько месяцев.
Ахматова выехала на Запад.
Получила в Англии докторат. Встречалась с местной интеллигенцией.
Англичане задавали ей разные вопросы — литература, живопись, музыка.
Ахматова сказала:
— Недавно я слушала потрясающий опус Шостаковича. Ко мне
на дачу специально приезжал инструментальный ансамбль.
Англичане поразились:
— Неужели в СССР так уважают писателей?
Ахматова подумала и говорит: —
— В общем, да…

Джордж Баланчин и Соломон Волков

Андрей Битов
В молодости Битов держался агрессивно. Особенно в нетрезвом состоянии. И как-то раз он ударил поэта Вознесенского.
Это был уже не первый случай такого рода. И Битова привлекли к товарищескому суду. Плохи были его дела.
И тогда Битов произнес речь. Он сказал:
— Выслушайте меня и примите объективное решение. Только сначала выслушайте, как было дело.
Я расскажу вам, как это случилось, и тогда вы поймете меня. А следовательно — простите. Ибо я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело.
— Ну и как было дело? — поинтересовались судьи.
— Дело было так. Захожу я в «Континенталь». Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте,— воскликнул Битов,— мог ли я не дать ему по физиономии?!..

Иосиф Бродский
Бродский перенес тяжелую операцию на сердце. Я навестил его в госпитале. Должен сказать, что Бродский меня и в нормальной обстановке подавляет. А тут я совсем растерялся.
Лежит Иосиф — бледный, чуть живой. Кругом аппаратура, провода и циферблаты. И вот я произнес что-то совсем неуместное:
— Вы тут болеете, и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов…
Действительно, что-то подобное имело место. Выступление Евтушенко на московском писательском съезде было довольно решительным. Вот я и сказал:
— Евтушенко выступил против колхозов…
Бродский еле слышно ответил:
— Если он против, я — за.

Владимир Горовиц
Соломон Волков написал книгу «Чайковский по Баланчину». Книга вышла по-английски, имела успех. В ней приводились любопытные сведения о Чайковском.
Исключительная тяга к музыке обнаружилась у Пети Чайковского в раннем детстве. Он готов был просиживать за роялем круглые сутки. Родители не хотели, чтобы он переутомлялся. Запрещали ему играть слишком много.
Тогда он начинал барабанить по стеклу. Однажды так увлекся, что стекло разбилось. Мальчик поранил руку…
Волков преподнес экземпляр своей книги знаменитому Горовицу. Был совершенно уверен, что маэстро ее не прочтет. Поскольку Горовиц, как многие великие художники, был занят исключительно собой.
И вот однажды с Горовицем беседовали журналисты. И Горовиц сказал:
«В детстве я готов был просиживать у рояля круглые сутки. Родители не хотели, чтобы я переутомлялся. Запрещали мне играть слишком много. Тогда я начинал барабанить по стеклу. Однажды так увлекся, что стекло разбилось.
И я поранил руку…»
Волков, рассказывая эту историю, почти ликовал:
— Значит, он все-таки прочитал мою книгу!

Роман Якобсон
Роман Якобсон был косой.
Прикрывая рукой левый глаз, он кричал знакомым:
—В правый смотрите! Про левый забудьте! Правый у меня главный! А левый — это так, дань формализму…
Хорошо валять дурака, основав предварительно целую филологическую школу!..
Якобсон был веселым человеком.
Однако не слишком добрым. Об этом говорит история с Набоковым.
Набоков добивался профессорского места в Гарварде. Все члены ученого совета были — за. Один Якобсон был — против. Но он был председателем совета. Его слово было решающим.
Наконец коллеги сказали:
— Мы должны пригласить Набокова. Ведь он большой писатель.
— Ну и что?— удивился Якобсон.— Слон тоже большое животное. Мы же не предлагаем ему возглавить кафедру зоологии!

Наум Коржавин
Накануне одной литературной конференции меня предупредили:
— Главное, не обижайте Коржавина.
— Почему я должен его обижать?
— Потому что Коржавин сам вас обидит. А вы, не дай Бог, разгорячитесь и обидите его. Не делайте этого.
— Почему же Коржавин меня обидит?
— Потому что Коржавин всех обижает. Вы не исключение. Поэтому не реагируйте. Коржавин страшно ранимый.
— Я тоже ранимый.
— Коржавин — особенно.
Не обижайте его…
Началась конференция. Выступление Коржавина продолжалось четыре минуты. Первой же фразой Коржавин обидел всех американских славистов.
Он сказал:
— Я пишу не для славистов.
Я пишу для нормальных людей…
Затем Коржавин обидел целый город Ленинград, сказав:
— Бродский — талантливый поэт, хоть и ленинградец…
Затем он произнес несколько колкостей в адрес Цветкова, Лимонова и Синявского. Ну и меня, конечно, задел. Не хочется вспоминать, как именно. В общем, получалось, что я рвач и деляга.
Хорошо, Войнович заступился. Войнович сказал:
— Пусть Эмка извинится. Только пусть извинится как следует. А то я знаю Эму. Эма извиняется так:
«Извините, конечно, но вы — дерьмо».

Юрий Любимов
Шли съемки фильма «Кубанские казаки». Молодой Любимов исполнял там небольшую роль. Была инсценирована пышная колхозная ярмарка. Фрукты, овощи, воздушные шары. Короче, всяческое изобилие.
Подошла какая-то местная бабка и спрашивает Любимова:
— А скажи, родимый, из какой это жизни вы представляете?..
В этот момент, как уверяет Любимов, зародились его идейные сомнения.

Булат Окуджава
Это было в семидесятые годы. Булату Окуджаве исполнилось 50 лет. Он тогда пребывал в немилости. «Литературная газета» его не поздравила.
Я решил отправить незнакомому поэту телеграмму. Придумал нестандартный текст, а именно: «Будь здоров, школяр!»
Так называлась одна его ранняя повесть.
Через год мне довелось познакомиться с Окуджавой. И я напомнил ему о телеграмме. Я был уверен, что ее нестандартная форма запомнилась поэту.
Выяснилось, что Окуджава получил в юбилейные дни более ста телеграмм. Восемьдесят пять из них гласили: «Будь здоров, школяр!»

Святослав Рихтер
Министр культуры Фурцева беседовала с Рихтером. Стала жаловаться ему на Ростроповича:
— Почему у Ростроповича на даче живет этот кошмарный Солженицын?! Безобразие!
— Действительно,— поддакнул Рихтер, — безобразие! У них же тесно. Пускай Солженицын живет у меня…

Михаил Шемякин
Шемякина я знал еще по Ленинграду. Через десять лет мы повстречались в Америке. Шемякин говорит:
— Какой же вы огромный! .
Я ответил:
— Охотно меняю свой рост на ваши заработки…
Прошло несколько дней. Шемякин оказался в дружеской компании.
Рассказал о нашей встрече:
«…Я говорю — какой же вы огромный! А Довлатов говорит — охотно меняю свой рост на ваш… (Шемякин помедлил)… талант!»
В общем, мало того, что Шемякин — замечательный художник. Он еще и талантливый редактор…

Из: Сергей Довлатов, Марианна Волкова. «Не только Бродский. Русская культура в портретах и анекдотах»

Источник madaw.ru